История
ВНУТРЕННЯЯ ЦУСИМА
О "народном" и "казенном" патриотизме (по публикациям И.И.Петрункевича)
Иван Ильич Петрункевич (1844-1928 гг.) - публицист, политический деятель, организатор земского движения в России в 1870-х гг. Занимал должности мирового судьи (1869 г.) и председателя мирового съезда (1879 г.) В 1904-1905 гг. возглавлял "Союз освобождения" - нелегальное политическое объединение, программа которого послужила основой для конституционно-демократической партии. С 1905 г. - главный редактор газеты "Речь" - основного органа партии кадетов. Одновременно являлся членом I Государственной Думы от Тверской губернии (27 апреля - 9 июля 1906 г.); за подписание Выборгского воззвания был арестован и посажен в тюрьму. После 1917 г. в эмиграции.
* * *
"И теперь мы находимся в том же положении: нам грозит новая Цусима, а господа министры сидят с закрытыми глазами и этого не видят. И я напомню тем лицам, которые взывали к нашему патриотизму, что патриотизм... заключает в себе идею самопожертвования, способность забыть свои интересы во имя интересов своей родины, своей страны." (из выступления на заседании Государственной Думы 23 мая 1906 г.)
* * *
"Война за освобождение балканских славян окончилась. Начатая под давлением общественного мнения, в полном противоречии с внутренней политикой правительства, война эта не обнаружила ни особенной государственной мудрости, ни дипломатического искусства вершителей судеб России; не вплела она новых лавров и в нашу военную славу, но зато с полной очевидностью показала, что политика, приносящая в жертву военному могуществу государства почти все культурные, хозяйственные и промышленные интересы, политика, опирающаяся не на свободных граждан, а на рабов, сама подрывает могущество государства и сохраняет лишь призрак, разлетающийся в прах при первом столкновении с действительным могуществом. Так было в Крымскую войну, когда мы были побеждены силою оружия; то же повторилось и в 1878 г., когда мы, победители, оказались побежденными моральной силой государств, в основе которых лежит принцип, диаметрально противоположный нашему. Однако и этот урок, несмотря на всю свою наглядность, не изменил в нашем Отечестве положения вещей и после балканской войны, так как тот же порядок дожил до новой войны - японской. Веками сложившийся режим, как застарелая болезнь, не поддается скорому излечению. С этим режимом связано слишком много интересов, сословных и личных, чтобы от него отказались без упорной борьбы. Но, кажется, никогда еще эти интересы так не обнажались, так не выдвигались на первый план, как теперь, когда реакция снова отдала страну в распоряжение бюрократии. Позорные страницы японской войны точно так же забыты и все ее неудачи взваливаются на "освободительное движение, лишенное истинного патриотизма". А между тем наше поражение в войне с Японией было лишь логическим следствием неподвижности и косности нашего режима, признающего единственную силу - силу физическую, но и ее лишь в самом элементарном виде: надежда и опора этого режима - не воин-гражданин, а солдат, существо которого выражено генералом Драгомировым в общественном образе "святой серой скотинки".
Когда история поставила нас лицом к лицу с новым противником, едва усвоившим европейскую культуру и гражданственность, мы оказались слабее, чем были 25 лет раньше, и уже не Европа предписывала нам условия мира, а сравнительно небольшая азиатская держава. Надежда на неодолимую силу "святой серой скотинки" не оправдалась; требовалось сверх святости "скотинки" еще нечто другое, и именно то, чего у себя дома мы больше всего боимся и что тщательно искореняем - недоставало признания ценности человеческой личности, свободы, просвещения, порядка, основанного не на силе, а на праве; требовалось именно то, что создает и питает бескорыстную любовь к Родине, к Отечеству, к своему государству, что не мирится с продажностью, казнокрадством и карьеризмом; что не допускает отношения к солдату как к "скотинке" и не умиляется при мысли о ее святости, - словом, требуется именно то, что составляет сущность истинного, а не казенного патриотизма.
Языческая Япония победила нас не столько силой своего оружия, сколько силой своего народного духа, роль и значение которого у нас искони признаются лишь в меру казенного обихода; для жизненности же такого духа требуются иные условия гражданского быта, чем условия нашей действительности.
Пусть наши полководцы и казенные патриоты приписывают освободительному движению военные неудачи и унижение России: естественно, что и бездарность ищет оправдания, и казенные патриоты хотят, чтобы общество забыло их моральное участие в корейских концессиях и желто-российских авантюрах, хотят, чтобы оно забыло их проповедь и восхваление якобы стихийного движения к Великому океану русского народа, которому, вопреки его желанию, пришлось своей кровью оплатить "патриотическое" усердие писак и "патриотические предприятия" господ Безобразова, Абазы и (К°).
Услужливые певцы казенного патриотизма весь позор войны отнесли на счет народа, изменившего якобы своему патриотическому долгу. А между тем "что ему Гекуба"? Почему русский народ должен считать своими кровными и национальными интересами искусственно раздутое тяготение к Великому океану? Почему лесные концессии в Корее господ Безобразова и Абазы он должен был считать своими народными интересами? Кто не кричит о патриотизме, но знает народ и верит в его духовные силы, для того весь шум, поднятый пустосвятами патриотизма по поводу его упадка в народе вообще и особенно в образованном классе, представляется мне продолжением умышленного извращения правды ради тех самых целей, которые привели Россию к войне с Японией. Это все то же знамя старого режима, утратившего былое обаяние и авторитет и потому прибегающего к приемам и жаргону торговцев поддельного товара.
Патриотизм глубоко коренится в человеческой природе и неизменно обнаруживается, когда опасность угрожает действительным, а не поддельным народным интересам. История оставила нам яркие примеры. Взрыв народного патриотизма, хотя, конечно, не с одинаковою силою, а в зависимости от обстоятельств, обнаружился одинаково и в XVII веке в эпоху Смуты, и в 1812 году - в эпоху нашествия Наполеона, и даже в 1877 году, когда народ стал на защиту не своего очага, а свободы единоверных ему балканских славян. Все остальные войны, которые вела Россия в XVIII и XIX веках, не вызывали никакого патриотического подъема, потому что народу приходилось проливать свою кровь за интересы, совершенно ему чуждые. Японская война сама по себе оказалась свидетельством полного разложения веками сложившегося государственного порядка, не считавшегося ни с духом времени, ни с ростом народного самосознания, ни с новыми потребностями народа, ни с новыми задачами самого государства; она обнаружила не недостаток патриотизма в народе, а полное крушение старого государственного порядка - единственного виновника и злополучной войны и внутреннего развала.
Таким образом, можно с уверенностью сказать, что причины, приведшие нас к военному поражению в 1854/5 и в 1904/5 годах, а равно и к дипломатическому унижению в 1878 году,- одни и те же, и заключаются в нашей духовной немощи, в нашем гражданском рабстве, в безответственном властвовании бездарной и развращенной бюрократии.
Если японская война вызвала революцию, подготовленную не пропагандистами и не японскими миллионами, как возвещала "утка", пущенная одним авантюристом, а длительным экономическим и политическим процессом, назревавшим с 1861 года, то балканская война и политическое движение, совпадающее с ней, представляются одним из этапов этого процесса, притом этапом весьма важным, так как благодаря самому факту войны за освобождение произошло углубление народного самосознания и распространение его в более обширных кругах населения.
Балканская война всколыхнула все слои народа. Ее современники помнят, конечно, тот энтузиазм, с которым общество снаряжало и провожало сначала добровольцев, а потом и войска, двигавшиеся в Турцию. Кто не помнит рассказа Гаршина, изобразившего кишиневский смотр? То не был словесный энтузиазм: молодежь так же охотно шла на смерть, как крестьянские бабы несли в церкви холст и годами сберегаемое свое добро, жертвуя его на освобождение славян. За сочувствием и жертвами следовало горькое разочарование. Мы пошли в Болгарию как освободители, превратили турецкую провинцию в свободное и конституционное государство, вчерашних рабов сделали гражданами, одаренными всеми конституционными правами и гарантиями, а сами вернулись домой по-прежнему рабами. Зажиточность болгар еще ярче оттенила нищету русского крестьянина. Естественно, что недовольство своим политическим и экономическим положением стало распространяться не только среди радикальной молодежи, но и среди рабочих и крестьян, а равно и среди зрелой и более уравновешенной и обеспеченной части общества, раньше не решавшейся примкнуть, по многим причинам, к политическим кружкам, поставившим себе целью политическое освобождение России и введение социальных реформ в условия ее быта. Уклонялись, во-первых - страха ради; во-вторых, ввиду способов пропаганды и неясностей ее целей; в-третьих - террористических актов, ответственности за которые вообще не считали возможным на себя принимать, хотя не считали нужным и противодействовать им. Тем не менее некоторые террористические акты вызвали сочувствие даже среди весьма умеренных, лояльных и весьма гуманных людей. Такое противоречие обыкновенно объясняется недостатком в обществе нравственных устоев, но, всматриваясь в это явление глубже, наблюдая его в отдельных конкретных случаях, нельзя было не признать, что мы имели дело с одним из тех противоречий, какие нередки в критические эпохи острых исторических кризисов. Средний уровень нравственных понятий и чувств в обществе в это время не только не сделался ниже, но скорее поднялся выше, так как повысилось восприятие впечатлений вообще, повысилось внимание к общественным интересам в ущерб личным, повысилось чувство обиды и бесправия - народного и индивидуального." (Из статьи "Патриотизм народный и казенный".)
* * *
Не правда ли, размышления одного из основателей партии кадетов, выстроившего в одну линию серию внешних и внутренних поражений России, чем-то напоминают современные попытки оправдания чеченского поражения? Конечно же освободительное движение начала века и современная "оппозиция Его Величества" имеют между собой мало общего, да и война с Японией носила внешний характер, велась главным образом на территории Китая, в то время как "восстановление конституционного порядка" происходило непосредственно внутри одной из окраин России. Вот и международная ситуация похоже не соответствует. Как говорится: то, да не то.
Но в то же время разве и тогда и сейчас "христиане" не потерпели поражение от "язычников"? Разве не сродни "утка" о финансировании японцами революции 1905 г. разговорам о московском чеченском лобби? А "чьи-то" интересы в корейских лесных концессиях не напоминают разве возню вокруг Северо-Кавказских нефтяных? А игра русского капитала в Маньчжурии - неужели не перекликается с непонятным по результативности участием России в Бакинском "контракте века"? А молчаливое всенародное одобрение террактов в Буденновске и Кизляре не похоже разве на сложившееся к началу века общественное мнение, вполне допускающее массовый террор? Разве, наконец, "стремление" русского народа к Великому океану не сродни его почти двухвековому "тяготению" к Кавказскому хребту?
Как ни пытаться уйти от исторических параллелей, но приходится признать, что национальное унижение и позор характерны как для 1905, так и для 1996-97 годов. И тогда, и в наши дни машина казенного или показного патриотизма сработала вхолостую. И в империи 1905 и в федерации 1997 "в интимных разговорах" уже высказаны роковые пожелания поражения своей стране, своему народу.
А ведь причины, приведшие к небывалому кризису российской государственности на исходе XX столетия, ничуть не поменялись со времени японского поражения, логично приведшего в мае 1918 г. к "миру без аннексий и контрибуций". Вывод войск из Афганистана, а затем и утрата военно-политических и экономических позиций сперва в странах "социализма", а затем и почти во всех бывших республиках СССР, фактическое признание прав Украины на Крым и Севастополь - не порождена ли вся эта геометрическая регрессия все тем же изначальным упованием на "святую серую скотинку". Да вот беда, "скотинка"-то эта уже на последнем издыхании, вот-вот и околеет. А записные патриоты все никак не возьмут в толк, что поддерживают они вовсе не целостность России, но всю ту же похоть власти, уже однажды приведшую к катастрофе 1917 года, сформулированной в лозунге: "война до победного конца".
Духовная немощь, власть бюрократического разврата, соответствующая утрата властью морального авторитета, неуклюжие попытки опереться на голое насилие, панегирики былому "величию" и воспевание преклоняющихся перед ним на фоне повсеместного рабского наплевательства на самих себя - все это так характерно для государства, задуманного и, судя по всему, кончающего с собой как "III-й Рим, а IV-му не бывати".
(В силу ряда обстоятельств имена "записных патриотов" не называются.)
О.В.
• Рубрика • 